Мария Максимовна читала статью и понимала, что самолет, сбитый фашистами, видели и они, тогдашние жители Безводников. О летчике из погибшего экипажа рассказывали взрослые. Детские воспоминания, связанные с войной, не оставляли женщину в покое. Она восстанавливала в памяти июльские события 1944-го года и мелким аккуратным почерком записывала их в тетрадь.
«…В один из июльских дней я услышала страшный гул самолетов, меня на руки подхватил старший брат Миша, и мы укрылись под яблоней. Все люди выбежали на огороды, боялись, что немцы будут бомбить дома. Через некоторое время в Безводники пришли враги. Началась тяжелая жизнь. У людей забирали коров, лошадей, продукты питания. Местные жители переговаривались, что в Гринках и Лихосельцах людей стали расстреливать. Молодых девчат немецкие солдаты забирали на работу, мою сестру Любу тоже хотели. Но мама не пустила, сказала, что дочь сильно болеет. Так немцы маму две недели под арестом держали.
Многих жителей близлежащих деревень вывозили в Германию. Из Безводников забрали А. Стручевского, Л. Герман, З. Прокопик, М. Чурака, С. Пивоварчика, А. Чурак (А. И. Цыбович и сегодня жива). Сестру Любу мама продолжала прятать. А когда сама куда-либо уходила, мне поручала сидеть на улице и выглядывать, не идут ли немцы.
Однажды кто-то нашего солтыса Звежека убил, так немцы приехали, согнали на улицу всех деревенских мужчин и юношей и пытали весь день. Женщины сильно плакали, просили отпустить. Дедушка Александр не выдержал, вышел из толпы и сказал: «Это я убил Звежека, расстреляйте меня, а людей не трогайте». Потом немцы всех отпустили.
…День и ночь жили под страхом. Когда немцы приходили в деревню за курами и молоком, молодые женщины себе руки и ноги сажей измазывали. Я тогда малая была, не понимала, для чего это делается, а мама говорила, чтобы солнце не сожгло кожу.
Помню, как нам сообщили, что немцы отступают, и приказали деревенским жителям в какую-то Ломжу ехать. Люди стали закапывать свои пожитки в ямы, забирали коров и лошадей и отправлялись в лес. В лесу из еловых лапок делали навесы, чтобы укрыться от дождя, и жили. Людей много было. Мамы там с нами не было, она осталась в деревне за свиньями смотреть. Я очень просилась к ней. Кто-то из Глушков шел домой, и меня старшая сестра Люба с ними отправила. Когда шла по деревне, видела много немецкой техники. Из деревенских в Безводниках всего несколько человек оставалось: тетка Гандя, тетя Вера с маленькой Ниной (теперь Нина Лагута), дядька Александр и Галена Стручевские.
Я гуляла во дворе и видела, как невысоко в небе летит самолет. Раздался громкий взрыв, штурмовик загорелся и стал падать вниз. Мама выбежала на улицу, я у нее и спросила, почему немцы свой самолет подстрелили. Она ответила, что это русский самолет был и повела меня в дом. Мы обе плакали, страшно было, я просила маму уйти в лес. Вечером к нам пришли тетки Гандя и Вера с маленькой Ниной, и мы, взяв кувшины, отправились в лес, будто за ягодами.
Наутро из деревни немцы стали технику вывозить, а дома и сараи поджигать. Дядька Александр и баба Галена просили немцев остановиться, так они их в бетонный погреб бросили и закрыли.
Когда люди вернулись из леса в деревню, увидели от своих домов тлевшие головешки. Вся деревня была сожжена, только один сарай, печка (в которой потом всей деревней хлеб пекли) и Дырынды хата остались. Мама говорила, что гринковские люди рассказывали, как по-зверски немцы над русским летчиком издевались. И мы опять плакали, потому что видели с мамой тот самолет.
Несмотря на то, что деревня превратилась в пепелище, люди радовались отступлению фашистов. Делали землянки, мастерили шалаши, в лесу разрешали для этих нужд пилить деревья. Из леса стали пригонять коров, овец и лошадей, а свиньи заживо сгорели в сараях. Рады были и тому, что на полях остались рожь, пшеница, ячмень, картофель, посаженные до прихода немецких солдат. Потом мужчин забрали в армию.
…Наступил День Победы. Приехал начальник Тарасов, сказал, что надо повесить флаг. Мой отец был депутатом деревни. Мама достала красное полотно, привязала его к палке, и брат Саша приколотил самодельный флаг к крыше. Никому из деревенских не хотелось в этот день работать, все праздновали и ждали возвращения ушедших в армию мужчин… К сожалению, многие из деревенских не вернулись с войны: братья Федя и Витя, Гриша, Вася, Шура, Иван, Коля и Иван, у которого остались две дочери Люба и Лена.
Теперь наши дети, внуки и правнуки живут под мирным небом. Господи, сохрани нашу Беларусь от войн и всяких бед!» – ставит восклицательный знак в своих детских воспоминаниях бабушка Мария.
А юношеские и молодые годы Марии Максимовны, родившейся в 1934 году, проходили в послевоенное время. Воспитывалась и росла она в многодетной семье. Ее, младшую, жалели и любили старшие братья Михаил, Иван, Александр и сестра Любовь. Окончив семь классов Ятвеской школы, Мария работала несколько лет в колхозе, затем поступила в Гродненскую школу бухгалтеров. По направлению была отправлена в Рожки в колхоз имени Сталина, но отказалась туда ехать. Первым рабочим местом Марии стал колхоз «Пограничник Белоруссии», в котором прошла вся ее трудовая деятельность. Здесь, в Тиховоле, она познакомилась со своим супругом Иосифом Васильевичем, родила и вырастила дочерей Антонину и Тамару.
– Хорошим человеком был у меня Иосиф, грамотным специалистом. Его все уважали, и он никого не обижал, никогда никому не грубил, – рассказывает Мария Максимовна. – Он и молодежное движение возглавлял, и председателем исполкома Добровольского сельского Совета был, а начинал с бригадира в хозяйстве. Вот сколько у него грамот, благодарностей разных уровней было (достает их из ящика тумбы и показывает нам). Я им гордилась.
Мария Максимовна уже много лет живет одна. Муж Иосиф в пятьдесят лет умер. Весной и летом баба Мария в своем родном доме, который когда-то с супругом собственными силами возвели, пребывает, а на зиму к дочерям уезжает, где она долгожданный и любимый гость, которого всегда приласкают, обогреют и добрым словом не обделят.
Елена КЕДИК
Фото автора
