Владимир Федорович Волынчик из д. Гончары уже в преклонных годах, но чем дольше живет, тем ярче и отчетливее встают в памяти годы войны. Годы, оставившие черную отметину в сердце на всю жизнь.
…Еще не было войны, но люди уже предчувствовали ее приближение. Среди населения была не то чтобы паника, но тревога ощущалась. И некоторые семьи, не ожидая, когда нагрянет беда, срывались с мест и ехали подальше, в Россию. Так семья Федора Волынчика оказалась в Саратовской области. Туда вскоре и докатилась весть о вероломном нападении Германии на Советский Союз.
В 1942-м пришли повестки в ряды Красной Армии отцу и сыну Волынчикам. Отцу не суждено было вернуться, а сын прошел пешком пол-России и дошел до Берлина.
Передо мной лежат благодарственные листы, бережно хранимые многие годы. Их восемь. Читаю. Перечитываю. «Бойцу Красной Армии Владимиру Федоровичу Волынчику объявляется благодарность за освобождение города Таганрога», «…за освобождение города Николаева», «…за прорыв обороны немцев на западном берегу Вислы», «…за овладение городом Берлином»… Рядом с благодарственными листами хранятся и награды ветерана, орден Отечественной войны ІІ степени, медали «За победу над Германией», «За взятие Берлина», множество мирных юбилейных медалей, медаль Жукова, трудовые награды.
Старый солдат уже не носит их на лацкане пиджака. Годы не те, и силы не те. Но нет того дня, чтобы он не вспоминал, как шли в атаку, как падали наземь товарищи, как горела земля и была красной от крови… Все это помнит седой ветеран и может рассказывать бесконечно…
– На войну призвали меня на второй год, потому что был западником, а к таким в России было настороженное отношение, потому что мы жили здесь под поляками.
Я не знаю почему, но мне на фронте постоянно везло. Все три года на передовой меня щадили пули, и порой, можно сказать, чудо спасало от смерти, в штрафной роте был, а выжил.
Сразу, как призвали, мы копали окопы, строили укрепления. Испытывали очень сильный голод. Лошадей убитых ели и все что придется, только бы выжить.
И вот построили нас всех для распределения. Многие тогда пошли на передовую, а меня поставили в охрану штаба. Он находился на некотором расстоянии от линии фронта, и в боях мы не участвовали.
Потом дошли мы до реки Днепр (или Днестр, не помню) и остановились на берегу, чтобы завтра форсировать реку. И тут приходит посыльный и говорит, чтобы десять человек направили на офицерские курсы. В эту десятку попал тогда и я. Меня и раньше хотели направить на такие курсы, но я не прошел, потому что западник.
Прибыли мы на эти курсы. Там спросили: «Кто плотник?» Я был плотником и еще один парень. Нас послали строить здание для курсантов. А там при части был мальчик 13 лет. У него был пистолет. И вот мы там в здании решили пострелять. Сначала он, а потом я. Я только взял пистолет, а тут появились офицеры и среди них – генерал. Мальчик заметил их, выхватил пистолет и убежал, а меня спрашивают: «Кто стрелял?» А я еще слабо разбирался в званиях и обратился к нему: «Товарищ майор». Это очень оскорбило генерала, и меня направили в штрафную роту.
Так я вместо офицерских курсов направился на передовую. Со мной было еще несколько штрафников. Приставили к нам часового. Ночью мы шли, а днем сидели в лесу. Сдали нас в штрафную роту. На другой день должны были идти в атаку, а меня определили в хозчасть ухаживать за лошадьми.
Потом стали говорить, что завтра пойдем в наступление. Меня приставили к минометному орудию. Шли вдоль железной дороги. Вокруг горели машины, танки. Прямо на нас шел немецкий танк. И вот звучит команда: «Огонь!». Я прицелился и выстрелил. Но не попал. А танк стрелял прямо по мне. Я бросился в сторону и чувствовал над головой жар от летящих снарядов. Добежал до оврага и упал. Затем дополз до кустов, а за кустами стоял наш танк. Он был весь красный от крови. Но в нем были еще наши солдаты. И вдруг я услышал голос: «Как бы своих не подавить». Тогда я быстро переполз в другое место и увидел, что тот танк проехал как раз по тому месту, где я недавно лежал. Меня снова чудо спасло. Думаю: надо к своим пробиваться. Вскоре нашел уцелевших товарищей. И мы пошли дальше. Потом были еще бои, и каждый раз меня Бог хранил.
Так мы дошли до Берлина. Я был в отряде охраны часовым. Мы стояли по четыре часа, охраняли продукты, технику на дорогах и перекрестках.
Много случаев, когда смерть ходила за мной по пятам, но снова и снова чудо меня спасало. Может быть, материнская молитва хранила, может, просто родился, как говорят, в рубашке... Многие мои товарищи полегли, их лица и сейчас встают перед глазами. По ночам почти каждый день снится война. Снова и снова идем в атаку, снова и снова льется кровь, рвутся снаряды, все пылает огнем, снова и снова падают наземь однополчане, молодые красивые хлопцы… Я каждый день вспоминаю войну. Знаю, она будет преследовать меня до последних дней…
Владимир Федорович тихо уходит в свою комнату, укрывается с головой одеялом, и я оставляю его наедине со своими воспоминаниями…
Ядвіга КОБРЫНЕЦ
