Рассказываем об уникальном экспонате районного музея – хромовых сапогах ветерана войны Романа Маевского, в которых он вернулся с фронта
Кирзовые, яловые, хромовые, юфтевые…В сапогах многомиллионная Советская Армия вступила в Великую Отечественную войну и с 1941-го по 1945-й шагала к Победе. Нелегкими, суровыми, но гордыми дорогами. Думали ли фронтовики, натягивая на портянки запылившиеся черные сапоги, что стоять тем через годы в музеях?
Хромовая память
Гордость Свислочского историко-краеведческого музея – пара хромовых сапог, в которых в 1945-м шагал по Европе уроженец нашего района Роман Маевский. Культовая вещь 42 размера с гвоздевым креплением, характерным для времен войны, появилась в музейных фондах недавно. До этого раритет бережно хранился в семье ветерана. Сначала – самим фронтовиком, а позже – дочерью Аллой Захаревич.
– Мои родители – узники нацизма, – рассказала, передавая в музей экспонат, Алла Романовна. – В начале войны они были вывезены в Германию на принудительные работы. А после освобождения еще успели повоевать: отец – на фронте, мама – на санитарном поезде. В этих сапогах папа и пришел с войны. Очень берег их… Почти восемьдесят лет прошло, а они как новые.
Конечно, это же хромовые сапоги. Имеют прекрасный внешний вид. Такая обувь была удобна, долго не изнашивалась, быстро сушилась и выглядела эстетично. Надо сказать, хромовые сапоги были привилегией офицерского состава. Солдаты носили брезентовые сапоги Поморцева – «кирзачи».
Отличие одних от других простое: для изготовления хромовых использовалась кожа высшего качества, для кирзовых – специфический кожзаменитель на основе хлопка и каучука.
Нашему новобранцу, примкнувшему к бойцам Красной Армии в конце войны, повезло: ему достались хорошие сапоги.
Из рабства – на фронт
В архивах музея сегодня хранятся воспоминания самого Романа Ивановича, записанные двенадцать лет назад. Вот что он рассказал:
«Меня еще до войны забрали в школу фабрично-заводского обучения. Было мне тогда семнадцать лет. Мы находились на территории Польши, занимались лесозаготовкой. Жили в каких-то временных бараках. И вот однажды ночью слышим гул самолетов. Это немецкие бомбардировщики летели. Паника началась, все стали разбегаться кто куда. И мы тоже. Я направился домой, в Свислочь. А на второй день здесь уже немцы были. Разместились в парке, на ближайших к нему улицах. Из пушек стреляли, и местные прятались кто куда мог. А потом те пушки немного притихли, и люди вылезли из погребов и других убежищ. Но все равно было страшно выходить на улицу. Вот один еврей шел, так в него осколок попал, на месте убило. Помню, как-то меня немец задержал. Кричал: «Шиссен, шиссен», – это значит стрелять. А я начал проситься, объяснять, что домой иду. «Хаус, хаус», – говорю. К счастью, он меня отпустил. Через день бомбежка началась. В домах вылетали окна, двери. Я выскочил на улицу, смотрю, немец навстречу бежит и у него подбородка нет, снесло, наверное, осколком, кровь льется… В парке немецкие машины стояли, так почти все разнесло взрывами. Очень много лошадей убило. Они прямо на улицах лежали. Так согнали евреев и заставили тех лошадей стягивать в огромную яму, что от взрыва образовалась, и закапывать. Я дружил с пареньком, который жил по соседству. Как-то пришел к нему, сидим на пороге, разговариваем. Тут немец идет к нам. Мой дружок увидел его и наутек бросился, а я сижу себе дальше. На мне фуражка «фэсэовская» была, голова выбрита. Так тот немец сбросил с меня фуражку: «Руссо зольдат». И повел меня в рожь расстреливать. Уже и автомат наставил, и затвором щелкнул… Но тут офицер подошел, начал что-то кричать, и тогда мне удалось убежать».Вот так для Романа Маевского начиналась война. Когда в 1942‑м начали молодых в Германию вывозить, его не миновала эта беда. Вот что он рассказывал об этом:
«Батрачил в одном из имений немецкого графа. Их у него было много и на каждом по сотне коров. Я доил два раза в день восемндцать голов, досматривал, кормил, убирал. Жили мы в сарае скученно, кормили нас скудно. Находился там, пока не освободили наши. Потом хлопцев собрали, построили, дали одежду военную, оружие, и через три дня отправили на фронт. Слава Богу, смерть и там меня обошла. Воевал несколько месяцев. Победу встретил в Чехословакии, а потом домой вернулся. Много лет прошло, а забыть не могу, да и кто сможет такое забыть?!»
«Живой товар»
В списках тех, кого в качестве дешевой рабочей силы в 1943 году угнали в немецкое рабство, оказалась и 16-летняя Евгения Жук (уже после войны на Свислоччине она познакомится с Романом Маевским и станет его женой).
В душном товарном вагоне вместе с такими же напуганными девушками и женщинами, не по своей воле отправленными на чужбину, ехала она в Германию. На сердце лишь неизмеримый ужас перед неизвестностью. После прибытия, как все, попала на биржу, где «покупатели» разбирали «живой товар». Молодых парней и девчат, конечно, брали охотно. Быстро нашлись хозяева и для Жени.
– Мама хорошо знала немецкий. Работала в округе Алленштайн, – поделилась дочь военной историей своей семьи. – Хозяин, которого звали Рихард Томердих, в то время был на фронте. В семье воспитывались пятеро детей, старшей – 10 лет, а самой младшей – 8 месяцев. Маме приходилось и ими заниматься, и домашней работой. Даже сохранилось фото мамы с немецкими девочками…
Поезд жизни
После освобождения Евгению взяли на военно-санитарный поезд, где она работала санитаркой, а по необходимости и переводчицей. На передовой считалось: попал в вагон с красным крестом – значит, спасся. Госпитали на колесах курсировали между тылом и фронтом, нередко – между жизнью и смертью, прибывая максимально близко к местам боев, чтобы забрать раненых.Такие поезда милосердия начали курсировать по железной дороге уже в 1941-м. Враг не церемонился с госпиталями на колесах. Военно-санитарные поезда с неба обстреливали немецкие стервятники, а с земли – диверсанты. Люфтваффе (военно-воздушные силы фашистской Германии) прицельно работало против железных дорог. Известно, что около трети бомб, сброшенных в годы войны на советскую землю, пришлось на железные дороги. Санитарные поезда попадали под бомбежки, но в них ни на минуту не прерывалась особая жизнь: не останавливаясь, оперировали, перевязывали, ухаживали за больными. К концу войны стало полегче. Авиация Красной Армии взяла госпитали на колесах под свою защиту.
В спецпоездах круглосуточно, не зная сна, врачи, медсестры, санитарки склонялись у операционных и перевязочных столов, спасая раненых. Это была работа на износ, до изнеможения. На один вагон санитарного поезда приходились десятки раненых и обычно две санитарки. Они должны были всех обмыть, уложить, накормить… Тяжело. Но никто не думал о себе, каждый работал за троих, чтобы только сохранить жизнь фронтовику. А им, больным, не хуже обезболивающих помогала вера в Победу.
Уже не было линии фронта, гитлеровцы капитулировали, а рейсы военно-санитарных поездов продолжались в прежнем режиме. Ведь и в последние дни и часы войны не обходилось без раненых. В мае к радости Победы примешивалась скорбь по убитым, а санитары и врачи по-прежнему исполняли свой долг, не помышляя о передышках.
В поезде милосердия, кстати, у Жени Жук случилась теплая встреча с земляком – раненым свислочским парнем Константином Живлюком. А Победа застала ее в самом Берлине.
Наталья ТУРКО
Фото автора и из фондов музея
