Смотрю телевизор. С экрана то и дело раздаются вопли и крики людей. Выстрелы, пулеметные очереди, разрывы снарядов, непонятная иностранная речь – все это из художественного фильма «Брестская крепость». Я и раньше видел его, но с каждым разом все больше и больше поражаешься героизму советских солдат, которые первыми вступили в неравную схватку с фашистской ордой, защищая нашу Родину.Рядом сидит моя теща Вера Антоновна Болбот (девичья фамилия – Дацкевич). Осенью прошлого года ей исполнилось девяносто пять лет. Стала плохо видеть, да и слух не тот. Как-никак, а годы берут свое...
– А что это за стрелянина такая в телевизоре? – интересуется баба Вера (так мы ее называем). – Небось, боевик смотришь?
– Да нет, не боевик, – отвечаю я, – кино смотрю про Брестскую крепость.
– А-а-а... Говоришь, про Брестскую крепость... Значит, про войну... – и покачала головой, задумалась.
Отвлекшись от телевизора, я тайком наблюдал за ней и видел, как лицо ее изменилось, загорелись глаза и взгляд устремился куда-то в неистовую даль, в то далекое детство и обожженную войною юность...
Родилась Вера Антоновна Дацкевич в 1923 году в деревне Тиховоле в крестьянской семье. Имели небольшой клочок своей земли. Отец – Антон – подрабатывал в лесу на вывозке древесины. Мать – Пелагея – занималась воспитанием детей и хозяйством. Шестеро детей было у Дацкевичей. А так как Вера в семье была самая старшая, то на ее хрупкие плечики легла и дополнительная нагрузка – следить за младшими. Да и по хозяйству помогала. В суматохе житейских забот и не заметила, как выросла.
А тут грянула эта проклятая война. Эхо ее донеслось и до Тиховоли..
.
Новость мгновенно разлетелась по всему селу. Зарыдали, заголосили, заламывая руки, женщины. Заплакали дети. Смута повисла над селом. Далекие отголоски бомб и снарядов становились все громче и громче. Враг яростно наступал, тесня Красную Армию. Разбросанные по лесу красноармейцы забегали в дома, просили помощи. Жители Тиховоли чем только могли выручали, снабжая их едой, одеждой.
Вскоре по всей округе застучали кованые немецкие сапоги. Загалдела немецкая речь. Власть перешла в руки немцев. Фашисты, не спрашивая хозяев, выгоняли из сараев скотину и тут же ее резали. В один из июльских дней немцы объявили, что жителей вывезут, а село сожгут. Боль и отчаяние охватили сельчан...
В тот день прибыло несколько немецких машин с солдатами. В них рассаживали женщин с малолетними детьми. Взрослые и подростки должны были ехать на собственных подводах. Груженные домашней утварью и имуществом подводы с семьями выстраивались за селом в один ряд. Пока дожидались последних, запылала деревня. Немцы зажигательными гранатами и огнеметами поджигали дома. Как спички, вспыхивали одна за другой соломенные крыши, образуя единое огненное пламя. Над селом повисло черное облако дыма...
Как траурная процессия тронулись подводы. Люди притихли. Каждый думал о своем. Оборачиваясь назад, крестились. Кто знает, что их ждет там, впереди. С автоматами наперевес шли конвоиры. То тут, то там слышны были короткие автоматные очереди – немцы расстреливали бегущих вслед собак. Раненые, они оставались лежать на обочине.
– Добрались до Свислочи, нас распределили по близлежащим селам, – рассказывает Вера Антоновна. – Попали мы в небольшую деревеньку Гаркавщину. Попросились на жительство. Люди с пониманием отнеслись к нашему горю и приняли в свою семью. Хозяева оказались поляками. Очень хорошие люди. Жили одной семьей. Хоть и тесновато было, но мы были счастливы, что не на улице...
Но вскоре пришлось собираться в дорогу. Это был 1942 год. Отбирали молодежь в возрасте от 14 до 18 лет на хозработы в Германию. Среди них оказалась и Вера. Не верилось, что люди такой богатой и красивой страны способны на варварство. Попала к очень богатому пану (бауэру) с его огромными владениями. Имел он много земли. Еще ферма, конюшня, да и полно всякой живности. Работало у немца много людей: французы, поляки, украинцы, русские. Одним словом, многонациональная рабочая семья. Гнуть спину в поле приходилось от зари до зари. Приходя с работы, прямо валились в постель. Гудели руки и ноги. А когда закрывали глаза, всплывали родные березовые рощи, поля и луга с головокружительным ароматом мяты и думалось: «Как там родные? Что с ними?»
Как и заведено у немцев, всякая работа должна была выполняться только качественно, без спешки. За всеми работниками постоянно наблюдало око надзирателя. Кого-то ругали, заставляя переделывать сделанное, а кого и хвалили: «Гут, гут, арбайтен». Вера Антоновна относилась к работе очень добросовестно. За это надзиратель часто хвалил ее, доверял ей самую ответственную работу. На какой-то праздник даже получила подарок – два метра материи.
Запомнился такой случай. Одна из девушек – русская – постоянно ныла и кляла немца-надзирателя за его придирчивость. Какие только слова оскорбительные не посылала она ему! (Немец ведь не понимает по-русски.) Тот равнодушно молчал, а она продолжала изо дня в день матюгать его. Наконец он не выдержал и на чистейшем русском языке пригрозил, что, если она не замолкнет, то отправит ее на самую тяжелую мужскую работу. От неожиданности та потеряла дар речи. Вся задрожала, а потом упала на колени и стала просить прощения. Уже потом узнали, что когда-то в детстве он жил с родителями в России и учился в обычной русской школе. После этого случая уже никто ничего плохого вслух не смел произносить.
Наступил день, когда Красная Армия вошла на немецкую землю и погнала фашистов вглубь страны. Проснувшись, работники не увидели, как обычно, надзирателя и своих хозяев. Оказалось, что они сбежали, оставив все свое имение на произвол судьбы. А через два дня пришел счастливейший день – въехали советские танки. Какие счастливые лица были у этих изнуренных трудом людей! Плача от радости, они обнимали и целовали своих освободителей. «Мы свободны! Мы свободны!» – кричали вместе с девушками французские пленные, работавшие с ними у немца.
Выбрав себе лучших лошадей и загрузив сани своими вещами (а это было зимой), тронулись в далекую дорогу домой. Чего только не пришлось испытать в пути этим ослабленным молодым девушкам! Ночевали в заброшенных домах, оставленных хозяевами, бежавшими от Красной Армии. Кругом во дворах валялась мертвая замерзшая скотина. Спасаясь от холода, подбирали чью-то разбросанную одежду, надевали ее прямо на себя или запихивали за пазуху, чтобы теплей было. Ели как придется. Страшно было... Недобитые фашисты, не сдавшиеся в плен, прятались где-то.
Через две недели добрались до польской границы. С облегчением вздохнули: ведь осталось всего ничего – и ты дома. А там уже кто как. На одной из железнодорожных станций Польши попросилась у машинистов товарняка подвезти поближе к белорусской границе. И вдруг на одной из станций облава! Трясли все вагоны (наверное, искали кого-то, может, диверсантов). Машинист с кочегаром спрятали Веру под лавку, накинув сверху мешковину. Затаив дыхание и трясясь от страха, она читала молитву. Но, слава богу, все обошлось. «Поблагодарила я их, угостила последним кусочком сала», – с улыбкой вспоминает баба Вера.
И наконец долгожданная встреча! Слезы счастья... Слезы радости… Не знала Вера, что дома ее ждал приятный сюрприз: в семье появилась на свет еще одна сестричка – Люба. Она с радостью прижала младенца к своей груди, воскликнув: «Вот она, новая жизнь!»
Вскоре хозяева дома, где жила семья Дацкевичей, уехала к себе на родину – в Польшу, а дом остался им. А тут и Победа! Весна 1945-го! Ура! Конец войне.
Шло время. Родители не раз намекали дочери про личную жизнь.
«И вот однажды, – говорит баба Вера, – к нашему дому подъехала повозка с наряженными людьми. «Неужели это сваты?» – пронеслось в моей голове. Сердце заколотилось. В висках запульсировала кровь, появилось легкое головокружение. Я растерялась.
Родители встречали гостей. Приняв приглашение, те вошли в дом. Наскоро принарядившись, и я вышла к ним. Лица их сияли. Представили мне жениха. Со смущенным взглядом он поклонился мне и протянул свою руку. «Миша зовут меня», – сказал он.
Так свела меня судьба с Мишей Болботом, прекрасным семьянином, трудолюбивым хозяином. А через несколько лет в деревне Тиховоле построили свой дом. К этому времени в семье уже было трое детей. Сами работали в колхозе до самой пенсии».
С той поры много воды утекло. Вот уже тридцать семь лет, как Вера Антоновна живет вместе с нами, у одной из своих дочерей, Галины, в агрогородке Клепачи. Какую безграничную помощь она оказывала нам, будучи моложе! Растила вместе с нами наших детей, своих внучек, помогала по хозяйству, в быту, на приусадебном участке. И на поле совхозном не раз была: полола и убирала свеклу. А летом из леса не вытащишь!
Время неумолимо бежит, и нет ему возврата, как и нет той молодости. «Жизнь нужно воспринимать в том цвете, в каком она есть. Никто за нас не пройдет наш жизненный путь... Каждый в своей жизни несет свой крест. Главное – быть нужным и полезным людям. Жить не только для себя, но и отдавать частичку себя другим. В этом и заключается смысл жизни», – так утверждает Вера Антоновна.
Мне подумалось: «А сколько таких, как Вера Антоновна Болбот, с их тяжелыми судьбами, еще осталось? Сколько узников концлагерей с номерами на руках? Сколько ветеранов войны еще живут рядом с нами? Мало, очень мало... Доживают свой век старики. Но память о тех, чье детство было обожжено войною, не иссякнет никогда. Нет, не забудется!..»
Дмитрий КОЗЛОВСКИЙ, аг. Клепачи.
Электронная
подписка на «СГ»
Подробнее
подписка на «СГ»