Октябрьским вечером 1943 года с одного из Подмосковных аэродромов стартовал тяжелый транспортный самолет. На его борту находились восемь десантников-парашютистов. Десантникам предстояло начать свою деятельность в районе Волковыска. И вот встреча с партизанами. А потом – марш в обход вражеских гарнизонов к месту действий.
Хозяин Беловежской пущи
Беловежская пуща. Кто не знает этого заповедного уголка нашей Родины! Хороша Беловежа, особенно зимой.
– Теперь, Николай Никитич, твоя парафия, передаю тебе эстафету проводника, – похлопал по плечу Русака его друг Соловьев. – Веди дальше.
После встречи с Барановым в нашу группу влились Николай Русак, Сергей Липов и Григорий Кожемяк.
Русака называли хозяином Беловежской пущи. Он родился и вырос в селе Доброволя Свислочского района, что затерялось на северо-западной опушке огромного лесного массива. До сентября 1939 года Николай Никитич батрачил, гнул спину на польских помещиков, купцов и фабрикантов, наживавших капиталы на вырубке пущи. Гнул спину, но не согнулся. В годы пилсудчины он принимал активное участие в революционной деятельности.
Как-то вскоре после освобождения западных областей Белоруссии Русака пригласили в райком КПБ.
– В период сентябрьских событий вы где были? – спросил секретарь райкома.
– В Доброволе. Гражданскую милицию организовали, участок полиции разоружили, – четко отрапортовал Русак.
– Товарищ Русак, сейчас же идите в райотдел милиции. Будете работать в рабоче-крестьянской милиции. Такие люди, как вы, там нужны. В райком почаще заходите, поможем.
Николай Никитич стал работать участковым уполномоченным Свислочского райотдела милиции в Добровольском сельсовете. В 1940 году его приняли кандидатом в члены партии.
На второй день войны Русака срочно вызвали в райком партии. Разговор был коротким.
– Товарищ Русак, мы уходим, но вернемся, а вы оставайтесь в районе. Уходите в подполье, если тяжело будет – идите в пущу.
Русак стал одним из первых партизан в этом районе. В 1942 году немцы арестовали и вывезли в Германию его жену, маленькая дочка осталась у бабушки. В ответ на репрессию Николай и его друзья активизировали антифашистскую деятельность. Тогда-то и полетели под откос воинские эшелоны врага, следовавшие на восток, путь их обрывался между станциями Гайновка и Свислочь.
Нас интересовало, как и где лучше, удобнее пускать под откос вражеские эшелоны. Однажды, сидя у костра, я попросил Русака и Соловьева поделиться опытом.
– Не стоит перенимать наш опыт, – ответил Соловьев, – устарел он, будем это делать по-настоящему, вашу взрывчатку в ход пустим. Дадите?
– Затем ее и привезли, чтобы в дело пускать. Но ты, Алексей, все же расскажи, как вы тут действовали.
– По Чехову. Да, да не удивляйтесь. Нашим первым учителем был Антон Павлович Чехов, точнее – его «Злоумышленник». Мы тоже поначалу гайки отвинчивали, да еще рельсы раздвигали...
Начались боевые будни. Партизаны находят помощь и поддержку среди населения. Десантники устанавливают связь с патриотами в Гродно. Гремят взрывы на немецких объектах и на дорогах.
Битва на рельсах
Всю ночь с 26 на 27 декабря Климович, Соловьев, Чернышев и Русак пробирались через пущу поближе к линии железной дороги на участке Свислочь–Гайновка.
Рассвело. День выдался пасмурный, шел снег, видимость была плохой.
Где-то вдали раздался паровозный гудок – идет поезд из Свислочи на Гайновку, то есть с востока на запад. Вот он... На платформах разбитые танки, исковерканные орудия, тракторы, комбайны.
– Наши машины, – определяет Климович, – на переплавку вывозят. – Он-то знал наши машины, до войны был председателем колхоза.
Пора. Четыре снежных бугорка моментально исчезли, в тот же миг на полотне железной дороги появились четыре партизана. Русак выгребает щебенку из-под рельса и складывает ее на плащ-палатку. Климович закладывает мину. Чернышев тянет и маскирует шнур. Соловьев зорко смотрит то в одну, то в другую сторону вдоль дороги.
Подрывники снова за кустом, в снегу, снова ждут, а белые маскировочные халаты делают их невидимыми.
– Приготовиться! – негромко, но четко командует Климович.
Из-за поворота, на подъеме со стороны Гайновки, показалась платформа, за нею другая – обе с балластом, потом паровоз, вагоны, снова платформы – уже с танками. Воинский эшелон. Вот платформа оказалась над миной, следом вторая, надвигается паровоз! Климович вскакивает и с силой дергает за шнур.
– У – у – ух! – раздается взрыв.
– Ух – хх... – повторяет эхо в лесу.
Треск, скрежет, крики – все смешалось.
Климович добежал до опушки леса, глотнул холодного воздуха, оглянулся: горят вагоны, паровоз сполз с насыпи... В эту минуту снова раздался взрыв, за ним второй. Что такое? Это взрывы в вагонах. Стрельба...
– Пошли, ребята! А где Русак?
– Смотри, что он делает! – Соловьев показал рукою в сторону горящего эшелона.
– Николай! Вот безумец...
Русак стоял все на том же месте, откуда был произведен взрыв эшелона и хладнокровно, короткими очередями вел огонь из автомата по немцам, вышибленным взрывами из вагонов. Расстреляв диск и заложив в автомат новый, он повернулся и медленно побрел к лесу. И только услышав голоса друзей, встрепенулся и во всю мочь бросился бежать к своим.
Хозяин Беловежской пущи
Беловежская пуща. Кто не знает этого заповедного уголка нашей Родины! Хороша Беловежа, особенно зимой.
– Теперь, Николай Никитич, твоя парафия, передаю тебе эстафету проводника, – похлопал по плечу Русака его друг Соловьев. – Веди дальше.
После встречи с Барановым в нашу группу влились Николай Русак, Сергей Липов и Григорий Кожемяк.
Русака называли хозяином Беловежской пущи. Он родился и вырос в селе Доброволя Свислочского района, что затерялось на северо-западной опушке огромного лесного массива. До сентября 1939 года Николай Никитич батрачил, гнул спину на польских помещиков, купцов и фабрикантов, наживавших капиталы на вырубке пущи. Гнул спину, но не согнулся. В годы пилсудчины он принимал активное участие в революционной деятельности.
Как-то вскоре после освобождения западных областей Белоруссии Русака пригласили в райком КПБ.
– В период сентябрьских событий вы где были? – спросил секретарь райкома.
– В Доброволе. Гражданскую милицию организовали, участок полиции разоружили, – четко отрапортовал Русак.
– Товарищ Русак, сейчас же идите в райотдел милиции. Будете работать в рабоче-крестьянской милиции. Такие люди, как вы, там нужны. В райком почаще заходите, поможем.
Николай Никитич стал работать участковым уполномоченным Свислочского райотдела милиции в Добровольском сельсовете. В 1940 году его приняли кандидатом в члены партии.
На второй день войны Русака срочно вызвали в райком партии. Разговор был коротким.
– Товарищ Русак, мы уходим, но вернемся, а вы оставайтесь в районе. Уходите в подполье, если тяжело будет – идите в пущу.
Русак стал одним из первых партизан в этом районе. В 1942 году немцы арестовали и вывезли в Германию его жену, маленькая дочка осталась у бабушки. В ответ на репрессию Николай и его друзья активизировали антифашистскую деятельность. Тогда-то и полетели под откос воинские эшелоны врага, следовавшие на восток, путь их обрывался между станциями Гайновка и Свислочь.
Нас интересовало, как и где лучше, удобнее пускать под откос вражеские эшелоны. Однажды, сидя у костра, я попросил Русака и Соловьева поделиться опытом.
– Не стоит перенимать наш опыт, – ответил Соловьев, – устарел он, будем это делать по-настоящему, вашу взрывчатку в ход пустим. Дадите?
– Затем ее и привезли, чтобы в дело пускать. Но ты, Алексей, все же расскажи, как вы тут действовали.
– По Чехову. Да, да не удивляйтесь. Нашим первым учителем был Антон Павлович Чехов, точнее – его «Злоумышленник». Мы тоже поначалу гайки отвинчивали, да еще рельсы раздвигали...
Начались боевые будни. Партизаны находят помощь и поддержку среди населения. Десантники устанавливают связь с патриотами в Гродно. Гремят взрывы на немецких объектах и на дорогах.
Битва на рельсах
Всю ночь с 26 на 27 декабря Климович, Соловьев, Чернышев и Русак пробирались через пущу поближе к линии железной дороги на участке Свислочь–Гайновка.
Рассвело. День выдался пасмурный, шел снег, видимость была плохой.
Где-то вдали раздался паровозный гудок – идет поезд из Свислочи на Гайновку, то есть с востока на запад. Вот он... На платформах разбитые танки, исковерканные орудия, тракторы, комбайны.
– Наши машины, – определяет Климович, – на переплавку вывозят. – Он-то знал наши машины, до войны был председателем колхоза.
Пора. Четыре снежных бугорка моментально исчезли, в тот же миг на полотне железной дороги появились четыре партизана. Русак выгребает щебенку из-под рельса и складывает ее на плащ-палатку. Климович закладывает мину. Чернышев тянет и маскирует шнур. Соловьев зорко смотрит то в одну, то в другую сторону вдоль дороги.
Подрывники снова за кустом, в снегу, снова ждут, а белые маскировочные халаты делают их невидимыми.
– Приготовиться! – негромко, но четко командует Климович.
Из-за поворота, на подъеме со стороны Гайновки, показалась платформа, за нею другая – обе с балластом, потом паровоз, вагоны, снова платформы – уже с танками. Воинский эшелон. Вот платформа оказалась над миной, следом вторая, надвигается паровоз! Климович вскакивает и с силой дергает за шнур.
– У – у – ух! – раздается взрыв.
– Ух – хх... – повторяет эхо в лесу.
Треск, скрежет, крики – все смешалось.
Климович добежал до опушки леса, глотнул холодного воздуха, оглянулся: горят вагоны, паровоз сполз с насыпи... В эту минуту снова раздался взрыв, за ним второй. Что такое? Это взрывы в вагонах. Стрельба...
– Пошли, ребята! А где Русак?
– Смотри, что он делает! – Соловьев показал рукою в сторону горящего эшелона.
– Николай! Вот безумец...
Русак стоял все на том же месте, откуда был произведен взрыв эшелона и хладнокровно, короткими очередями вел огонь из автомата по немцам, вышибленным взрывами из вагонов. Расстреляв диск и заложив в автомат новый, он повернулся и медленно побрел к лесу. И только услышав голоса друзей, встрепенулся и во всю мочь бросился бежать к своим.
Да, мы действительно ушли из Волковысского района, но через четыре дня, точнее, через четыре ночи, вернулись туда вновь. Вернулись всей группой. Даже наш юный партизан Владимир Жаворонок не захотел остаться на базе, а пошел с нами. Уж очень ему хотелось принять боевое крещение.
Поздно вечером 27 декабря мы снова были у станции Андреевичи, на железнодорожных линиях Волковыск – Белосток и Волковыск – Свислочь – Клещели, идущих в том месте параллельно, всего лишь через маленький овражек. Быстро и без шума сняли с постов четырех охранников из местного населения, которых немцы принудительно посылали на охрану дороги, расставили подрывников по заранее составленной схеме. Ребята принялись за работу.
– Готово! – докладывает Никаноров.
– Готово! – вторит ему Климович.
Готово и у Чернышева.
– Зажи-гай! – понеслась команда Поворознюка.
В тот же миг, буквально в тот же миг, на правом фланге, выходившем в сторону станции, застрочили автоматы, посылая очереди в темноту.
Грохнули мины под мостами. Следом начали взрываться шашки под рельсами – настоящая канонада! В отблесках вспышек видно, как партизаны выбираются из-под откоса к месту сбора.
Когда собрались на бугре, Поворознюк спросил меня:
– Что у вас на фланге случилось? Почему огонь вели?
– Со станции в нашу сторону шел патруль. Хорошо, что немцы громко разговаривали, мы их услышали раньше, пришлось дать очередь.
– Лазают не вовремя, – резюмировал Никаноров, – могли нам все дело испортить.
Когда отъехали километров пять (а на эту операцию мы приехали на четырех санных подводах, взятых в деревне Праздники у связных) и дали коням передышку, услышали заунывные гудки поезда, идущего из Свислочи. Минут через десять в той стороне начался «фейерверк» – вспышки ракет. Поняли, что к месту взрыва мостов спешит бронепоезд.
К нашим саням подошли Чернышев, Русак, Гончаренко. Они попросили разрешить им провести еще одну операцию – подорвать водокачку на станции Свислочь.
– Как, разрешим? – спрашивает меня Поворознюк.
– Согласен. Только имейте в виду, что на водокачке есть телефон. Прежде чем приступить к минированию, обрежьте провода.
– Это само собой, не беспокойтесь, товарищ капитан, – ответил за всех Гончаренко.
Операция по взрыву водокачки оказалась более сложной, чем думали Чернышев, Русак и Гончаренко. Лишь через двое суток с помощью связного они подорвали насос водокачки да вывели из строя метров сто железнодорожного пути. И все из-за этого телефона.
Еще через сутки, в три часа ночи 31 декабря, на перегоне Свислочь – Семеновка прогремел новый взрыв. Вражеский эшелон полетел под откос. На этот раз взорвался паровоз и три цистерны с горючим. Остовы цистерн долго пылали в ночной темноте. Климович, Жаворонок, Соловьев и Кожемяк пришли в лагерь перед самым рассветом, усталые, но довольные.
Смертельная схватка
Напутствуемые добрыми пожеланиями боевых друзей, мы в начале февраля 1944 года вышли из Гута-Михалинского леса и взяли курс на северо-запад, под Белосток. Миновав Ружанскую, а затем и Беловежскую пущи, пришли в деревню Малые Гринки к связному Бенедикту Константиновичу Клинцевичу, который помогал партизанам с июля 1941 года.
Из Малых Гринков путь лежал в «столицу» – деревню Праздники. Столица! Не раз партизаны находили в ней хлеб и соль, не раз гитлеровцы делали в деревне облавы и повальные обыски, но тщетно. На страже всегда стояли крестьяне во главе с Иосифом Григорьевичем Курбатом, попавшим позднее в застенки гестапо. Из Праздников путь в Огородники, а оттуда прямая дорога на Андреевичи. Только на сей раз станция нас не привлекала, она оставалась в стороне. Мы должны были пойти левее Андреевич, на Валилы, а оттуда в Супрасльские леса, что под самым Белостоком. Таков план.
Но на войне иногда рушатся самые, казалось бы, тщательно разработанные планы.
К вечеру пришлось вступить в открытый бой с врагом. Схватка была недолгой, но жаркой. 17 фашистов было убито, несколько ранено, но и наши потери были велики.
Народные мстители дрались мужественно.
Настоящим героем показал себя Николай Иванов. Будучи раненым, он продолжал вести огонь, а когда кончились патроны в автоматном диске и на него напали два пьяных немца, он бросил им под ноги гранату, от которой пал и сам.
Алексей Соловьев, ведя огонь по фашистам, как бы докладывая командиру и друзьям, считал вслух:
– Есть один... есть другой...
Петр Махонько, расстреляв все патроны, предпочел смерть от собственной пули.
Среди немцев были полицейские, они кричали: «Товарищи, сдавайтесь!».
– Вот тебе «товарищи»! – гневно ответил Русак и одну за другой бросил в предателей две гранаты.
А Иван Филиппович Жаворонок пошел в рукопашную, подмял под себя немца... Погиб и командир группы Иван Гаврилович Поворознюк. Остальным пришлось отойти.
Поздно вечером 27 декабря мы снова были у станции Андреевичи, на железнодорожных линиях Волковыск – Белосток и Волковыск – Свислочь – Клещели, идущих в том месте параллельно, всего лишь через маленький овражек. Быстро и без шума сняли с постов четырех охранников из местного населения, которых немцы принудительно посылали на охрану дороги, расставили подрывников по заранее составленной схеме. Ребята принялись за работу.
– Готово! – докладывает Никаноров.
– Готово! – вторит ему Климович.
Готово и у Чернышева.
– Зажи-гай! – понеслась команда Поворознюка.
В тот же миг, буквально в тот же миг, на правом фланге, выходившем в сторону станции, застрочили автоматы, посылая очереди в темноту.
Грохнули мины под мостами. Следом начали взрываться шашки под рельсами – настоящая канонада! В отблесках вспышек видно, как партизаны выбираются из-под откоса к месту сбора.
Когда собрались на бугре, Поворознюк спросил меня:
– Что у вас на фланге случилось? Почему огонь вели?
– Со станции в нашу сторону шел патруль. Хорошо, что немцы громко разговаривали, мы их услышали раньше, пришлось дать очередь.
– Лазают не вовремя, – резюмировал Никаноров, – могли нам все дело испортить.
Когда отъехали километров пять (а на эту операцию мы приехали на четырех санных подводах, взятых в деревне Праздники у связных) и дали коням передышку, услышали заунывные гудки поезда, идущего из Свислочи. Минут через десять в той стороне начался «фейерверк» – вспышки ракет. Поняли, что к месту взрыва мостов спешит бронепоезд.
К нашим саням подошли Чернышев, Русак, Гончаренко. Они попросили разрешить им провести еще одну операцию – подорвать водокачку на станции Свислочь.
– Как, разрешим? – спрашивает меня Поворознюк.
– Согласен. Только имейте в виду, что на водокачке есть телефон. Прежде чем приступить к минированию, обрежьте провода.
– Это само собой, не беспокойтесь, товарищ капитан, – ответил за всех Гончаренко.
Операция по взрыву водокачки оказалась более сложной, чем думали Чернышев, Русак и Гончаренко. Лишь через двое суток с помощью связного они подорвали насос водокачки да вывели из строя метров сто железнодорожного пути. И все из-за этого телефона.
Еще через сутки, в три часа ночи 31 декабря, на перегоне Свислочь – Семеновка прогремел новый взрыв. Вражеский эшелон полетел под откос. На этот раз взорвался паровоз и три цистерны с горючим. Остовы цистерн долго пылали в ночной темноте. Климович, Жаворонок, Соловьев и Кожемяк пришли в лагерь перед самым рассветом, усталые, но довольные.
Смертельная схватка
Напутствуемые добрыми пожеланиями боевых друзей, мы в начале февраля 1944 года вышли из Гута-Михалинского леса и взяли курс на северо-запад, под Белосток. Миновав Ружанскую, а затем и Беловежскую пущи, пришли в деревню Малые Гринки к связному Бенедикту Константиновичу Клинцевичу, который помогал партизанам с июля 1941 года.
Из Малых Гринков путь лежал в «столицу» – деревню Праздники. Столица! Не раз партизаны находили в ней хлеб и соль, не раз гитлеровцы делали в деревне облавы и повальные обыски, но тщетно. На страже всегда стояли крестьяне во главе с Иосифом Григорьевичем Курбатом, попавшим позднее в застенки гестапо. Из Праздников путь в Огородники, а оттуда прямая дорога на Андреевичи. Только на сей раз станция нас не привлекала, она оставалась в стороне. Мы должны были пойти левее Андреевич, на Валилы, а оттуда в Супрасльские леса, что под самым Белостоком. Таков план.
Но на войне иногда рушатся самые, казалось бы, тщательно разработанные планы.
К вечеру пришлось вступить в открытый бой с врагом. Схватка была недолгой, но жаркой. 17 фашистов было убито, несколько ранено, но и наши потери были велики.
Народные мстители дрались мужественно.
Настоящим героем показал себя Николай Иванов. Будучи раненым, он продолжал вести огонь, а когда кончились патроны в автоматном диске и на него напали два пьяных немца, он бросил им под ноги гранату, от которой пал и сам.
Алексей Соловьев, ведя огонь по фашистам, как бы докладывая командиру и друзьям, считал вслух:
– Есть один... есть другой...
Петр Махонько, расстреляв все патроны, предпочел смерть от собственной пули.
Среди немцев были полицейские, они кричали: «Товарищи, сдавайтесь!».
– Вот тебе «товарищи»! – гневно ответил Русак и одну за другой бросил в предателей две гранаты.
А Иван Филиппович Жаворонок пошел в рукопашную, подмял под себя немца... Погиб и командир группы Иван Гаврилович Поворознюк. Остальным пришлось отойти.
Партизанский праздник
Наконец-то стало теплее. Набухли почки на вербах, защебетали птицы, потянулись к северу стаи журавлей. Тронулись в путь и партизаны. Одни из них шли на железную дорогу Брест–Минск, другие направлялись под Пружаны, третьи – на Коссово. У каждого была своя цель, свое задание. Жизнь на Гута-Михалине закипела.
25 апреля в отряде имени Кирова собрались представители всех бригад, отрядов и отдельных групп. Пришел каждый, кто был свободен от заданий и нарядов. Брестский антифашистский комитет отмечал двухлетие своих печатных изданий.
Сначала товарищ «Максим» рассказал, как зарождалась партизанская печать. Он назвал интересные цифры: за два года была издана 141 тысяча экземпляров различной литературы, газет, сводок Совинформбюро, приказов ставки Верховного главнокомандующего. Из них 10,5 тысячи отпечатано в типографии комитета по заказу и материалам Белостокского обкома партии и обкома комсомола.
Затем выступили Стрижак и Криштафович. Потом была художественная самодеятельность. Ох, эта партизанская самодеятельность: песни, пародии, снова песни, танцы, пляски...
В круг вышел Иосиф Васильевич Зазеко, бывший заместитель директора Белостокского педагогического института.
– Друзья! Я прочту вам свое новое стихотворение, оно называется «Дзе ты, знаёмая веска?».
Спокойным, немного простуженным голосом поэт-партизан читал:
Шаулічы, Шаулічы,
знаёмая вёска,
Ці даўна садамі цвіла?
Партизаны слушали, затаив дыхание.
Напіліся крыві чалавечай,
І зямлю напаілі слязой –
Гэта тыгры, што людцаў
бязвечаць,
Па краіне гайсаюць маёй.
Голос чтеца постепенно наливался гневом:
Да расплаты, браты-беларусы,
За пагібшых бацькоў і дзяцей,
За загінуўшых жонак і матак
Падымайцеся, братцы, хутчэй!
Партизаны стояли молча, опустив головы. У многих воинов катились по щекам слезы.
...В ночь на 7 июля 1943 года гестаповцы окружили деревню Шауличи, расположенную в десяти километрах от Волковыска. На рассвете они загнали мужчин в сарай, выламывали им руки, разбивали прикладами головы, распарывали штыками животы, а женщин и детей – в школу и подожгли ее со всех сторон.
Все жители деревни Шауличи погибли в тот день, от самой деревни осталось одно пепелище.
...Гармонист пробежал пальцами по «пуговкам» гармошки. «Максим» запел свою любимую: «Смело, товарищи, в ногу...» Партизаны хором подхватили: «Духом окрепнем в борьбе...»
Наконец-то стало теплее. Набухли почки на вербах, защебетали птицы, потянулись к северу стаи журавлей. Тронулись в путь и партизаны. Одни из них шли на железную дорогу Брест–Минск, другие направлялись под Пружаны, третьи – на Коссово. У каждого была своя цель, свое задание. Жизнь на Гута-Михалине закипела.
25 апреля в отряде имени Кирова собрались представители всех бригад, отрядов и отдельных групп. Пришел каждый, кто был свободен от заданий и нарядов. Брестский антифашистский комитет отмечал двухлетие своих печатных изданий.
Сначала товарищ «Максим» рассказал, как зарождалась партизанская печать. Он назвал интересные цифры: за два года была издана 141 тысяча экземпляров различной литературы, газет, сводок Совинформбюро, приказов ставки Верховного главнокомандующего. Из них 10,5 тысячи отпечатано в типографии комитета по заказу и материалам Белостокского обкома партии и обкома комсомола.
Затем выступили Стрижак и Криштафович. Потом была художественная самодеятельность. Ох, эта партизанская самодеятельность: песни, пародии, снова песни, танцы, пляски...
В круг вышел Иосиф Васильевич Зазеко, бывший заместитель директора Белостокского педагогического института.
– Друзья! Я прочту вам свое новое стихотворение, оно называется «Дзе ты, знаёмая веска?».
Спокойным, немного простуженным голосом поэт-партизан читал:
Шаулічы, Шаулічы,
знаёмая вёска,
Ці даўна садамі цвіла?
Партизаны слушали, затаив дыхание.
Напіліся крыві чалавечай,
І зямлю напаілі слязой –
Гэта тыгры, што людцаў
бязвечаць,
Па краіне гайсаюць маёй.
Голос чтеца постепенно наливался гневом:
Да расплаты, браты-беларусы,
За пагібшых бацькоў і дзяцей,
За загінуўшых жонак і матак
Падымайцеся, братцы, хутчэй!
Партизаны стояли молча, опустив головы. У многих воинов катились по щекам слезы.
...В ночь на 7 июля 1943 года гестаповцы окружили деревню Шауличи, расположенную в десяти километрах от Волковыска. На рассвете они загнали мужчин в сарай, выламывали им руки, разбивали прикладами головы, распарывали штыками животы, а женщин и детей – в школу и подожгли ее со всех сторон.
Все жители деревни Шауличи погибли в тот день, от самой деревни осталось одно пепелище.
...Гармонист пробежал пальцами по «пуговкам» гармошки. «Максим» запел свою любимую: «Смело, товарищи, в ногу...» Партизаны хором подхватили: «Духом окрепнем в борьбе...»
Последние взрывы
В лагерь пришел связной Бенедикт Константинович Клинцевич. Я подумал, что он захотел навестить своих сыновей Станислава и Ивана, которые стали нашими партизанами, но нет – другая причина привела его в лес.
Клинцевич сообщил, что неподалеку находится группа партизан в «орлувках». За последние две недели мы оказали помощь четырем группам польских патриотов из дивизии имени Тадеуша Костюшко. Эта пятая. Они идут под Белосток, а может быть – и дальше, туда, куда перемещается война. Мы должны снабдить их продуктами, провести через пущу, а там они дома.
Любивший шутки и забавные истории Никаноров атаковал связного:
– Бенедикт, расскажи, как царя свергал...
– Я же тебе рассказывал.
– Забыл, расскажи еще раз.
– Эх и плут же ты, Алешка. Расскажу. А что? Было такое. Служил я тогда в первом пулеметном полку, стояли мы под Кронштадтом. Как-то ночью: «Подъем! В ружье!». Повезли нас в Петроград. Революция. А что происходит – никто толком не разберет. Правда, потом все стало ясно – большевики в полку были, они разъяснили... Построили нас недалеко от Зимнего. По Невскому скачут казаки, гарцуют. Впереди – генерал на белом коне. Вдруг этот генерал ни с того ни с сего брык с коня на мостовую. Оказалось, кто-то камнем в него запустил сверху. И так удачно – прямо в голову, сразу насмерть. Казаки взбесились, бросились на народ, плети в ход пустили. И вот тут-то наш взводный дает команду: «Прицел двадцать. Огонь!» Нажал я на гашетки, застрочил мой пулемет. Пули над головами казаков свистят, кони в разные стороны понесли...
– Сколько убил? – спросил Никаноров.
– Чудак, с пулеметом ходишь, а не поймешь! «Прицел двадцать» – это поверх голов. Только у меня не ручной был, а «Максим»...
– Время, время... Радистки, сводку принимайте, – торопит кто-то девушек.
– Ура! Красная Армия перешла в наступление! – кричат партизаны, услышавшие радостное сообщение по радио.
Началось освобождение Белоруссии.
Все крепко-крепко жали руки Вале и Лене, как будто они, эти две милые, скромные девушки, начали изгнание врага с нашей, советской территории.
Большая земля стремительно неслась навстречу. Вместе с воинами Красной Армии партизанские отряды днем и ночью громили врага. Восемь месяцев назад, когда мы впервые прибыли в Свислочский район, до линии фронта было около 900 километров. После того, как началась битва за Белоруссию, это расстояние сокращалось с каждым днем – 500, 400, 200... И вот наступил момент, когда фронт рядом.
Немцы сильно укрепляют Порозовские высоты, зарываются в землю. Железнодорожное движение на линиях Гайновка – Свислочь и Белосток – Волковыск прекратилось, наша авиация разрушила мосты, теперь враг подбрасывает подкрепления по шоссейным и грунтовым дорогам.
На рассвете 12 июля, вблизи хутора Клетиск, что южнее Свислочи, прогремел взрыв. Это Липов, Гончаренко и Василий Евсиевич из группы Пронина подорвали автотягач, тянувший к фронту тяжелое орудие.
В тот же день вечером второй тягач с орудием взлетел на воздух на шоссе Свислочь – Беловежа. Это был первый успех, боевое крещение Бирилова.
Выждав удобный момент, про-нинцы вновь заминировали тракт у хутора Клетиск. 13 июля в шесть утра там показалась немецкая автоколонна. Одна из машин подорвалась и сгорела. 18 солдат и возглавлявший их офирер были убиты и ранены. Ровно через сутки под Великими Гриньками подорвалась на мине еще одна автомашина, а вместе с нею 22 солдата и офицер.
Утром 15 июля прогремел взрыв на дороге между деревнями Великие Гриньки и Романовцы. Тягач, тянувший прицеп с воинским грузом, подброшенный взрывной волной, свалился в кювет.
– Мотоциклисты появились, – доложил Липов.
– Проучить их надо, – распорядился Пронин.
Средь бела дня два немецких солдата, патрулировавшие фронтовые дороги, подорвались на мине у хутора Корчевка.
Немцы почему-то решили, что безопаснее двигаться к фронту напрямик через пущу, но не успели они свернуть в лес, как натолкнулись на засаду. Небольшая группа партизан повернула вспять сотни врагов.
У немцев была еще одна дорога: Свислочь – Порозово, хотя само Порозово они могли видеть только с высоты, там уже стояли наши войска. В ночь с 15 на 16 июля Климович и Станислав Клинцевич взорвали мост через реку Колонка в деревне Праздники, нарушив и эту дорогу. Когда они об этом доложили, Никаноров пошутил:
– Тоже, поработали! Речку ту курица перейдет!
Оказалось – нет! Утром до нашего слуха донеслись раскаты артиллерийских залпов, знакомая мелодия «катюш». Оккупанты начали отступать. Здесь-то, у деревни Праздники, то и дело возникали «пробки», а по ним били и били наши штурмовики.
В наши дни
С тех пор прошло более двадцати лет. Там, где когда-то действовали народные мстители, выросли новые города, поселки, заводы, совхозы, колхозы.
Стройки коммунизма возникли и на тех стежках-дорожках, по которым ходила наша группа. Заново перестроен Днепро-Бугский канал, которому суждено стать звеном в голубой магистрали Балтика – Черное море. На берегу озера Белое, что по соседству со Споровским, выросла Березовская ГРЭС. В Красном Селе в прошлом небольшой цементный завод стал заводом-гигантом «Победа». В Гродно высятся корпуса азотно-тукового завода.
За это вермя выросло целое поколение молодых людей, которые не испытали и никогда не должны испытать ужасов войны.
Ну, а те, которые воевали, где они?
Большинство участников и связных нашей и других десантных групп остались в тех же местах, где воевали за свободу Родины. По-прежнему в Зигмунтове живут Елена Васильевна и Владимир Георгиевич Апановичи. В деревне Коты — Иосиф Иванович Подлесский. В Красном Селе на цемзаводе работает ударник коммунистического труда машинист Владимир Иванович Жаворонок. Там же акушерка Тамара Осиповна Захарчик, теперь Губаева. В Волковыске – Иван Павлович Гончаренко, слесарь автобазы, и Бенедикт Константинович Клинцевич. В Гродно на азотно-туковом – Иван Иванович Бирилов. В Желудке продолжает лечить людей Александр Андреевич Буча.
Другие наши друзья и боевые соратники разъехались по всему Советскому Союзу. В Брянске работает кандидат технических наук Николай Георгиевич Апанович. В пустыне, по берегам Аральского моря в поисках нефти ходит радистка (и бывшая, и настоящая) Валентина Ивановна Кислицына, тогда Кузина. Всех не перечислишь.
А те, кто шел с нами в одном строю, наши польские друзья?
В июле 1965 года мне была предоставлена возможность в составе делегации белорусских партизан побывать в Польской Народной Республике. В течение двенадцати дней мы были гостями Белостокского Окружного совета «Союза борцов за свободу и демократию». Много раз мы встречались с бывшими партизанами советских и польских отрядов, с участниками движения Сопротивления, с рабочими и крестьянами. В Варшаве живет, теперь уже большая, семья пенсионерки Антонины Флюдзинской. Ее дочь Янина Бронарская работает в Академии механизации сельского хозяйства, член ПОРП, активистка «Лиги женщин». В Белостоке мы крепко жали руку Теодору Савицкому и одному из зигмун-товцев Константину Апановичу, офицеру Войска Польского. Особенно нас обрадовала встреча с председателем Окружного совета «Союза борцов за свободу и демократию» Янушем Онациком.
От них мы уздали, что палач польского и белорусского народов, бывший шеф белостокского гестапо оберштурмбаннфюрер СО Герберт Циммерман живет в ФРГ, в городе Велефельд, улица Диррель, дом 16. Теперь на двери его кабинета прикреплена табличка с надписью: «Доктор Герберт Циммерман. Адвокат». Многие гитлеровские преступники и их приспешники, чьи руки обагрены кровью невинных людей, нашли себе приют в Западной Германии. Немало их скрывалось за океаном. В Америке нашел прибежище предатель из Волковыска Хитрый.
Во время пребывания в ПНР особенно запомнились встречи с молодежью. Каждая из них неизменно заканчивалась здравицей в честь советско-польской дружбы, за мир и счастье на земле.
Мир и дружба – это то, за что воевали миллионы в минувшей войне, за что все больше людей борется в наши дни.
В лагерь пришел связной Бенедикт Константинович Клинцевич. Я подумал, что он захотел навестить своих сыновей Станислава и Ивана, которые стали нашими партизанами, но нет – другая причина привела его в лес.
Клинцевич сообщил, что неподалеку находится группа партизан в «орлувках». За последние две недели мы оказали помощь четырем группам польских патриотов из дивизии имени Тадеуша Костюшко. Эта пятая. Они идут под Белосток, а может быть – и дальше, туда, куда перемещается война. Мы должны снабдить их продуктами, провести через пущу, а там они дома.
Любивший шутки и забавные истории Никаноров атаковал связного:
– Бенедикт, расскажи, как царя свергал...
– Я же тебе рассказывал.
– Забыл, расскажи еще раз.
– Эх и плут же ты, Алешка. Расскажу. А что? Было такое. Служил я тогда в первом пулеметном полку, стояли мы под Кронштадтом. Как-то ночью: «Подъем! В ружье!». Повезли нас в Петроград. Революция. А что происходит – никто толком не разберет. Правда, потом все стало ясно – большевики в полку были, они разъяснили... Построили нас недалеко от Зимнего. По Невскому скачут казаки, гарцуют. Впереди – генерал на белом коне. Вдруг этот генерал ни с того ни с сего брык с коня на мостовую. Оказалось, кто-то камнем в него запустил сверху. И так удачно – прямо в голову, сразу насмерть. Казаки взбесились, бросились на народ, плети в ход пустили. И вот тут-то наш взводный дает команду: «Прицел двадцать. Огонь!» Нажал я на гашетки, застрочил мой пулемет. Пули над головами казаков свистят, кони в разные стороны понесли...
– Сколько убил? – спросил Никаноров.
– Чудак, с пулеметом ходишь, а не поймешь! «Прицел двадцать» – это поверх голов. Только у меня не ручной был, а «Максим»...
– Время, время... Радистки, сводку принимайте, – торопит кто-то девушек.
– Ура! Красная Армия перешла в наступление! – кричат партизаны, услышавшие радостное сообщение по радио.
Началось освобождение Белоруссии.
Все крепко-крепко жали руки Вале и Лене, как будто они, эти две милые, скромные девушки, начали изгнание врага с нашей, советской территории.
Большая земля стремительно неслась навстречу. Вместе с воинами Красной Армии партизанские отряды днем и ночью громили врага. Восемь месяцев назад, когда мы впервые прибыли в Свислочский район, до линии фронта было около 900 километров. После того, как началась битва за Белоруссию, это расстояние сокращалось с каждым днем – 500, 400, 200... И вот наступил момент, когда фронт рядом.
Немцы сильно укрепляют Порозовские высоты, зарываются в землю. Железнодорожное движение на линиях Гайновка – Свислочь и Белосток – Волковыск прекратилось, наша авиация разрушила мосты, теперь враг подбрасывает подкрепления по шоссейным и грунтовым дорогам.
На рассвете 12 июля, вблизи хутора Клетиск, что южнее Свислочи, прогремел взрыв. Это Липов, Гончаренко и Василий Евсиевич из группы Пронина подорвали автотягач, тянувший к фронту тяжелое орудие.
В тот же день вечером второй тягач с орудием взлетел на воздух на шоссе Свислочь – Беловежа. Это был первый успех, боевое крещение Бирилова.
Выждав удобный момент, про-нинцы вновь заминировали тракт у хутора Клетиск. 13 июля в шесть утра там показалась немецкая автоколонна. Одна из машин подорвалась и сгорела. 18 солдат и возглавлявший их офирер были убиты и ранены. Ровно через сутки под Великими Гриньками подорвалась на мине еще одна автомашина, а вместе с нею 22 солдата и офицер.
Утром 15 июля прогремел взрыв на дороге между деревнями Великие Гриньки и Романовцы. Тягач, тянувший прицеп с воинским грузом, подброшенный взрывной волной, свалился в кювет.
– Мотоциклисты появились, – доложил Липов.
– Проучить их надо, – распорядился Пронин.
Средь бела дня два немецких солдата, патрулировавшие фронтовые дороги, подорвались на мине у хутора Корчевка.
Немцы почему-то решили, что безопаснее двигаться к фронту напрямик через пущу, но не успели они свернуть в лес, как натолкнулись на засаду. Небольшая группа партизан повернула вспять сотни врагов.
У немцев была еще одна дорога: Свислочь – Порозово, хотя само Порозово они могли видеть только с высоты, там уже стояли наши войска. В ночь с 15 на 16 июля Климович и Станислав Клинцевич взорвали мост через реку Колонка в деревне Праздники, нарушив и эту дорогу. Когда они об этом доложили, Никаноров пошутил:
– Тоже, поработали! Речку ту курица перейдет!
Оказалось – нет! Утром до нашего слуха донеслись раскаты артиллерийских залпов, знакомая мелодия «катюш». Оккупанты начали отступать. Здесь-то, у деревни Праздники, то и дело возникали «пробки», а по ним били и били наши штурмовики.
В наши дни
С тех пор прошло более двадцати лет. Там, где когда-то действовали народные мстители, выросли новые города, поселки, заводы, совхозы, колхозы.
Стройки коммунизма возникли и на тех стежках-дорожках, по которым ходила наша группа. Заново перестроен Днепро-Бугский канал, которому суждено стать звеном в голубой магистрали Балтика – Черное море. На берегу озера Белое, что по соседству со Споровским, выросла Березовская ГРЭС. В Красном Селе в прошлом небольшой цементный завод стал заводом-гигантом «Победа». В Гродно высятся корпуса азотно-тукового завода.
За это вермя выросло целое поколение молодых людей, которые не испытали и никогда не должны испытать ужасов войны.
Ну, а те, которые воевали, где они?
Большинство участников и связных нашей и других десантных групп остались в тех же местах, где воевали за свободу Родины. По-прежнему в Зигмунтове живут Елена Васильевна и Владимир Георгиевич Апановичи. В деревне Коты — Иосиф Иванович Подлесский. В Красном Селе на цемзаводе работает ударник коммунистического труда машинист Владимир Иванович Жаворонок. Там же акушерка Тамара Осиповна Захарчик, теперь Губаева. В Волковыске – Иван Павлович Гончаренко, слесарь автобазы, и Бенедикт Константинович Клинцевич. В Гродно на азотно-туковом – Иван Иванович Бирилов. В Желудке продолжает лечить людей Александр Андреевич Буча.
Другие наши друзья и боевые соратники разъехались по всему Советскому Союзу. В Брянске работает кандидат технических наук Николай Георгиевич Апанович. В пустыне, по берегам Аральского моря в поисках нефти ходит радистка (и бывшая, и настоящая) Валентина Ивановна Кислицына, тогда Кузина. Всех не перечислишь.
А те, кто шел с нами в одном строю, наши польские друзья?
В июле 1965 года мне была предоставлена возможность в составе делегации белорусских партизан побывать в Польской Народной Республике. В течение двенадцати дней мы были гостями Белостокского Окружного совета «Союза борцов за свободу и демократию». Много раз мы встречались с бывшими партизанами советских и польских отрядов, с участниками движения Сопротивления, с рабочими и крестьянами. В Варшаве живет, теперь уже большая, семья пенсионерки Антонины Флюдзинской. Ее дочь Янина Бронарская работает в Академии механизации сельского хозяйства, член ПОРП, активистка «Лиги женщин». В Белостоке мы крепко жали руку Теодору Савицкому и одному из зигмун-товцев Константину Апановичу, офицеру Войска Польского. Особенно нас обрадовала встреча с председателем Окружного совета «Союза борцов за свободу и демократию» Янушем Онациком.
От них мы уздали, что палач польского и белорусского народов, бывший шеф белостокского гестапо оберштурмбаннфюрер СО Герберт Циммерман живет в ФРГ, в городе Велефельд, улица Диррель, дом 16. Теперь на двери его кабинета прикреплена табличка с надписью: «Доктор Герберт Циммерман. Адвокат». Многие гитлеровские преступники и их приспешники, чьи руки обагрены кровью невинных людей, нашли себе приют в Западной Германии. Немало их скрывалось за океаном. В Америке нашел прибежище предатель из Волковыска Хитрый.
Во время пребывания в ПНР особенно запомнились встречи с молодежью. Каждая из них неизменно заканчивалась здравицей в честь советско-польской дружбы, за мир и счастье на земле.
Мир и дружба – это то, за что воевали миллионы в минувшей войне, за что все больше людей борется в наши дни.
«Заветы Ильича», 1966 г.
Константин ГРУЗДЕВ.
