Растут на окраине деревни Романовцы березы. Для большинства из нас, проезжающих и проходящих мимо, – обычные деревья, каких вокруг много. По весне гоняют по крепким стволам целебные соки, наравне со своими белоствольными сестрами спешат надеть желтые сережки и нежным шелестом появляющихся листьев добавляют свой аккорд в вечную мелодию леса. Словом, живут по законам природы. И так уже семьдесят пять лет, начиная с 1946 года, когда молодыми саженцами ухватились за землю. Откуда, спросите, мне известен возраст этих деревьев? От председателя Добровольского сельсовета Виктора Филиновича, для которого романовские березки – живая семейная реликвия.
– Говорят, нет в Беларуси семьи, по судьбе которой не прошлась бы война. Наша семья, к сожалению, не стала исключением, – рассказывает Виктор Михайлович. – У моего деда Ивана, тиховольца, было трое сыновей. Старшего Василия в начале войны в Германию увезли. В 1945 году он, едва успев вернуться с чужбины домой, попал в последний набор на фронт (бабушка рассказывала, что после того, как Вася ушел служить, уже никого не призывали). Больше родные его не видели, где покоится, неизвестно, в похоронке было только «Погиб на Одере». Имя дяди увековечено на плите мемориального комплекса «Асiлак». Отец мой, Михаил Иванович, был самым младшим – он 1933 года рождения. Горькую память о 40-х хранил он всю свою жизнь. Немного, но рассказывал нам с братом о том, как летом 1941-го вместе с односельчанами покидали свою родную Тиховолю. Как грузили нажитое на подводу и ехали в неизвестность. Пережили войну в Гаркавщине, деля крышу над головой с добрыми людьми (отец всегда с благодарностью вспоминал семью, приютившую их: чужие, а приняли как своих). Потом перебрались в Якушовку. Когда уже фронт откатился, где-то в 1946 году, приехали в Тиховолю обратно. А перед расставанием сдружившиеся мальчишки посадили те самые березки в Романовцах. Участвовал в посадке и мой отец – Миша Филинович. Говорил, сажали березки вчетвером, но запомнился ему на всю жизнь Федор Малофей из Романовцев. После войны папа работал прорабом, в разъездах постоянно был и не упускал возможность повидать старого друга, часто заезжал к Федору Адамовичу.
Военное детство скрепило, связало, они постоянно общались, интересовались делами друг друга. Федор Адамович тоже жил этой березовой памятью. Пока жив был и крепок, возле деревцев своих порядок наводил. А спроси кто: «Чего вы здесь убираете?», отвечал: «Это память о дружбе мальчишеской». Березовая память от отца передалась и мне в наследство. А я уже внучке своей на эти березки указал. Чтобы помнила.
После войны переселенцам тоже было нелегко. Возвращались ведь, по сути, на пепелище (Тиховолю враги сожгли полностью). Пришлось складывать новые срубы. Правда, послевоенная Тиховоля построилась чуть в стороне от довоенной. Может, из-за суеверий (чтобы худого не было), но ее слегка сместили-таки. Михаил Филинович так всю жизнь и прожил в родной деревне. Здесь женился, здесь вырастил детей.
Михаил Филинович с женой Ниной, 1957 год
– Я всегда жил рядом с родителями. Наши дома стоят в Тиховоле друг напротив друга, через дорогу, – рассказывает Виктор Михайлович. – Вчера зашел туда, начал фотографии перебирать… Школьные, армейские... Где-то вырезки из газет… Берешь это все в руки и понимаешь, чем жили родители, – нами, своими детьми. Как и мы теперь живем… Дом пустой. Такое двоякое чувство. С одной стороны, тяжело и грустно, а с другой – благодаришь Бога за то, что все-таки мы были близко друг к другу, что не пришлось мне волноваться, что мои мама и папа где-то страдают без моей помощи. В этом плане считаю, что мне повезло быть рядом с родителями. Наверное, и им тоже. Пока перебирал снимки, пробежала жизнь перед глазами, грустью повеяло…
Наталья ТУРКО
Фото автора, из личного архива Виктора Филиновича
Электронная
подписка на «СГ»
Подробнее
подписка на «СГ»