Кажется, столько лет прошло после войны. Но только не для тех, кто испытал ужасы фашистских застенков. Хуже всех пришлось тем, кто на тот момент был ребенком или подростком. С содроганием представляем мы детей, познавших все тяготы фашистского плена, полное бесправие и унижение, страх за жизнь, издевательства, чувство голода. Страшно представить, чтобы дети свою жизнь начинали в фашистских лагерях.
Сегодня в Свислочском районе проживают 87 бывших узников, из них 59 – бывшие несовершеннолетние и 28 – совершеннолетние.
– Великая Отечественная война для каждого начиналась по-разному. Меня она застала в Витебске, куда я приехала к родителям в отпуск, – начинает свой рассказ моя собеседница Вера Михайловна Краснопевцева. – Мне было 17 лет, но я уже работала учительницей начальных классов в г. п. Шарковщизна Глубокского района. Директор школы дал мне направление, чтобы я поступала в пединститут, но папа меня не пустил, видимо, он уже знал, что война будет. И действительно, стали летать самолеты, причем очень низко, началась бомбежка, наш дом сгорел, и мы всей семьей перебрались на окраину города. Там рыли землянки, прятались по оврагам. Так нас настигла немецкая оккупация. После мы поселились в общежитии, в полуподвальном помещении. В этом же общежитии была нотариальная контора, в которой я работала секретарем. Выручало меня, и не раз, знание немецкого языка. В одной из школ Витебска была управа и биржа труда (арбейтсамт), куда молодые люди обязаны были являться для направления на работу.
Немцы устраивали облавы, чаще всего на дорогах и на базарах. Забирали только мужчин и юношей, грузили в машины и увозили неизвестно куда. Было страшно жить, но еще страшнее быть убитым. Поэтому, когда немцы развесили объявление о том, что необходимо явиться в управу для прохождения медосмотра людям от 16 до 18 лет, я тоже пошла туда. Много молодежи собралось, нас всех обследовали врачи, все записывали в карточки, а потом сказали расходиться по домам. Потом везде развесили объявления, чтобы молодежь явилась на биржу труда с вещами. Мы понимали, что можем не вернуться, поэтому, уходя из дома, прощались с родными.
Нас под конвоем погрузили в крытые вагоны и повезли. Сколько и куда мы ехали, никто не знал. В Легнице (Польша) был своеобразный перевалочный пункт, где нас, молодых девушек, заставили раздеться догола, чтобы мы помылись в бане. Потом всем сделали рентген. И все это в присутствии немецких солдат. Было очень стыдно, но чувство страха было сильнее. И вот нас снова погрузили в «товарняк» и повезли. В трудовом лагере во Швайнфурте, куда нас привезли, было много молодежи разных национальностей. Жили в бараках, спали на нарах. Работать нас определили на шарикоподшипниковый завод. Мужчин обучали работе на станках, а нас, девушек, ставили на подсобные работы: поднести запчасти, убрать стружку, вычистить станок. Нельзя сказать, что мы совсем голодали, нас кормили, так как немцам нужна была физическая сила. Однажды была такая сильная атака с воздуха, бомбили сильно. Завод сильно пострадал, почти половина была разгромлена. Рабочая сила оказалась лишней на заводе. И нас стали распределять по хозяевам в домработницы. Шел 1943 год, когда я попала к владельцу кафе, который был пекарем, а его жена продавала в том же кафе выпечку. У хозяина был двухэтажный дом. Меня поселили в мансарде. В мои обязанности входила уборка, стирка, мытье посуды. Роза, Фрида и Эрика – так звали детей хозяина, за ними присматривала киндермэтхем (няня). Думаю, что она была русской, так как читала российских классиков Толстого, Чехова, хорошо ко мне относилась. Хозяева неплохо обращались с нами, но все-таки это был плен, чужая сторона. А в конце войны пришли американцы, собрали всех иностранцев в казармы на территорию, огороженную колючей проволокой, поставили охрану. Не забыть того ужаса, испытаний и унижений, которые выпали на долю наших людей. И вообще, все, что было пережито в годы войны, трудно передать словами, а тот, кто видел эту войну, никогда об этом не забудет.
Некоторое время Вера Михайловна находилась в лагере для бывших узников в Лейпциге, где работала поваром. В числе последних была отправлена домой.
Говорят, время лечит все: боль – она утихает, обиду – она забывается, страх – он проходит, а память… Что делать с ней? Она часто возвращает в те годы, в те дни, о которых хотелось бы забыть.
За время нашей беседы Вера Михайловна часто повторяла: «И все-таки я счастливая». Кто знает, как измеряет она свое счастье? Может, тем, что, не раз находясь на волосок от смерти, по счастливой случайности избегала ее? А может, теми людьми, которых ей пришлось встретить на жизненной дороге? Или тем, что с достоинством выдержала все испытания судьбы?
В мае этого года Вера Михайловна встретит свою 89-ю весну. И, конечно же, ее приедут поздравить дочь, сын, внуки и семеро правнуков, о которых она рассказывает с гордостью.
Сегодня в Свислочском районе проживают 87 бывших узников, из них 59 – бывшие несовершеннолетние и 28 – совершеннолетние.
– Великая Отечественная война для каждого начиналась по-разному. Меня она застала в Витебске, куда я приехала к родителям в отпуск, – начинает свой рассказ моя собеседница Вера Михайловна Краснопевцева. – Мне было 17 лет, но я уже работала учительницей начальных классов в г. п. Шарковщизна Глубокского района. Директор школы дал мне направление, чтобы я поступала в пединститут, но папа меня не пустил, видимо, он уже знал, что война будет. И действительно, стали летать самолеты, причем очень низко, началась бомбежка, наш дом сгорел, и мы всей семьей перебрались на окраину города. Там рыли землянки, прятались по оврагам. Так нас настигла немецкая оккупация. После мы поселились в общежитии, в полуподвальном помещении. В этом же общежитии была нотариальная контора, в которой я работала секретарем. Выручало меня, и не раз, знание немецкого языка. В одной из школ Витебска была управа и биржа труда (арбейтсамт), куда молодые люди обязаны были являться для направления на работу.
Немцы устраивали облавы, чаще всего на дорогах и на базарах. Забирали только мужчин и юношей, грузили в машины и увозили неизвестно куда. Было страшно жить, но еще страшнее быть убитым. Поэтому, когда немцы развесили объявление о том, что необходимо явиться в управу для прохождения медосмотра людям от 16 до 18 лет, я тоже пошла туда. Много молодежи собралось, нас всех обследовали врачи, все записывали в карточки, а потом сказали расходиться по домам. Потом везде развесили объявления, чтобы молодежь явилась на биржу труда с вещами. Мы понимали, что можем не вернуться, поэтому, уходя из дома, прощались с родными.
Нас под конвоем погрузили в крытые вагоны и повезли. Сколько и куда мы ехали, никто не знал. В Легнице (Польша) был своеобразный перевалочный пункт, где нас, молодых девушек, заставили раздеться догола, чтобы мы помылись в бане. Потом всем сделали рентген. И все это в присутствии немецких солдат. Было очень стыдно, но чувство страха было сильнее. И вот нас снова погрузили в «товарняк» и повезли. В трудовом лагере во Швайнфурте, куда нас привезли, было много молодежи разных национальностей. Жили в бараках, спали на нарах. Работать нас определили на шарикоподшипниковый завод. Мужчин обучали работе на станках, а нас, девушек, ставили на подсобные работы: поднести запчасти, убрать стружку, вычистить станок. Нельзя сказать, что мы совсем голодали, нас кормили, так как немцам нужна была физическая сила. Однажды была такая сильная атака с воздуха, бомбили сильно. Завод сильно пострадал, почти половина была разгромлена. Рабочая сила оказалась лишней на заводе. И нас стали распределять по хозяевам в домработницы. Шел 1943 год, когда я попала к владельцу кафе, который был пекарем, а его жена продавала в том же кафе выпечку. У хозяина был двухэтажный дом. Меня поселили в мансарде. В мои обязанности входила уборка, стирка, мытье посуды. Роза, Фрида и Эрика – так звали детей хозяина, за ними присматривала киндермэтхем (няня). Думаю, что она была русской, так как читала российских классиков Толстого, Чехова, хорошо ко мне относилась. Хозяева неплохо обращались с нами, но все-таки это был плен, чужая сторона. А в конце войны пришли американцы, собрали всех иностранцев в казармы на территорию, огороженную колючей проволокой, поставили охрану. Не забыть того ужаса, испытаний и унижений, которые выпали на долю наших людей. И вообще, все, что было пережито в годы войны, трудно передать словами, а тот, кто видел эту войну, никогда об этом не забудет.
Некоторое время Вера Михайловна находилась в лагере для бывших узников в Лейпциге, где работала поваром. В числе последних была отправлена домой.
Говорят, время лечит все: боль – она утихает, обиду – она забывается, страх – он проходит, а память… Что делать с ней? Она часто возвращает в те годы, в те дни, о которых хотелось бы забыть.
За время нашей беседы Вера Михайловна часто повторяла: «И все-таки я счастливая». Кто знает, как измеряет она свое счастье? Может, тем, что, не раз находясь на волосок от смерти, по счастливой случайности избегала ее? А может, теми людьми, которых ей пришлось встретить на жизненной дороге? Или тем, что с достоинством выдержала все испытания судьбы?
В мае этого года Вера Михайловна встретит свою 89-ю весну. И, конечно же, ее приедут поздравить дочь, сын, внуки и семеро правнуков, о которых она рассказывает с гордостью.
Алла ГОЛОДОК.
Фото автора.
Фото автора.