Дом престарелых. Последнее пристанище для тех, кому на старости лет некуда приклонить голову, некого ждать долгими днями. Государство позаботилось о судьбах этих стариков, но сохрани, Господь, нас быть забытыми своими родными.
"Тут нам добра, цяпло, даглядаюць нас, кормяць", — сказала седая, как птица лунь, бабушка Мария в Добровольском доме-интернате для престарелых и инвалидов и… заплакала.
"Что же вы плачете, бабушка, если вам здесь «добра»?" – спросила я.
Она повернула ко мне голову, посмотрела в глаза и спросила: "А вы бы не плакали?"
Мне стало неловко от моего вопроса, а бабушка продолжала: "Трох сыноў пахавала: двух забілі, а адзін памёр, муж таксама памёр. Адзін сын застаўся. Тут, у раёне жыве, але за два гады ні разочку да мяне не наведаўся. Як тут не плакаць? Праўда, унучка калі-некалі прыязджае. Каб вы ж ведалі, як мне дадому хочацца. Хоць зайсці, пахадзіць па падворку, ля печы пастаяць, пасядзець у хатцы сваёй. У нас быў новы дом: у 60-х пабудаваліся. І што цяпер? Нікому ён не патрэбны, ніхто ў ім не жыве. Душа рвецца. Хіба ж я думала калі, што так будзе? Таму і плачу, слёзы не высыхаюць».
Такие горькие исповеди всегда больно слышать. В доме-интернате 28 похожих судеб. Больше бабушек. Они садятся на кровати, на стульчики и по очереди открывают души, делятся самым наболевшим.
Анна Петровна Гончаревич. В октябре исполнится год, как она здесь. 81 год прожила на свете. И всегда была одинокой.
“Той, каго любіла, замуж не захацеў браць, а другіх я не хацела, — делится она с грустной улыбкой. — Працавала ў калгасе ўсе гады, цяжка было. Вось мяне ў гаплюк сагнула тая праца. Цяпер ужо нічога не магу рабіць. І хадзіць ужо цяжка. Вунь з хадзілкамі рухаюся. Мяне ў вёсцы бабай Нюрай клікалі. Па доме сумую, але што рабіць, лёс такі”.
Бабушка Валя. Ей только 73. Она по меркам этого дома еще молодая. Да и оптимизма ей не занимать. И другим скучать не дает. А судьба-то ох какая горькая. И сын есть, и дочка. Ни разу глаз не показали. Старенькая мама пришла век доживать в казенных стенах. Горько, больно, тяжело, но она не жалуется. Она научилась глубоко прятать свою боль и ни с кем ею не делиться.
Софья Александровна Канюк. 84 года. Когда-то у отца она была единственной дочкой, и было у нее восемь братьев. По этой причине отец замуж не стал отдавать.
“Кросны трэба было ткаць, — вспоминает бабушка Соня. — Ткала, ткала, шмат цяпер у шафе ляжыць і дываноў, і посцілкаў. Нікому гэта не спатрэбілася, а я адна засталася. Працавала шмат, на ферме кароў даіла, цялят карміла, потым яшчэ прыбіральшчыцай была. Пляменнікаў гадавала. Вось адзін прыязджае сяды-тады. Дзякуй яму. Тут нас добра даглядаюць, але... Брыдка тут быць...”
Лицо у бабушки Сони не по годам красивое. Сохранились тонкие миловидные черты, хотя безжалостные морщины оставили свой отпечаток. Она рассказывает о себе, и слезы набегают на глаза. И в этом “Брыдка тут быць” чувствуется вся горечь ее нелегкой судьбы и одиночества. И стыд. Так и хотелось ей сказать, что стыдиться нечего. Стыдно должно быть родным, которые перестали заботиться о ней.
С похожей судьбой Надежда Иосифовна Марчук. Она на год моложе бабки Сони и горя хлебнула сполна. Сестру забирали немцы в концлагерь. Она оставила сыночка полуторагодовалого под порогом отчего дома и поехала, а мальчика Надя нянчила. Брат раненым с войны вернулся, потом женился, а ей места не нашлось в доме. Забрали люди чужие детей нянчить. Всю жизнь вспоминает бабушка Надя свою хозяйку Нину Ивановну Олейникову, учительницу из Пацуев, которая приняла когда-то ее в свой дом няней для детей. Пятеро их было, и все стали для нее родными. Всех любила, жалела, ласкала. Сестра, слава Богу, вернулась, еще детей нарожала. Всех семеро у нее было. А потом умерла. Надя и их нянчила. В дом престарелых вместе с нехитрым своим скарбом взяла и фотографии. На них она молодая в окружении детей. Чужих детей. О каждом из них она рассказывает с теплотой и любовью.
Теперь ее иногда навещают племянники, пишут письма. Она и за это им благодарна.
Уже семь лет проживает здесь Нина Константиновна Новосад. Ей еще и семидесяти нет. Муж умер. Дочка в Ташкенте. Сломала бабка Нина ногу, и прямо из больницы привезли ее в Доброволю. Здесь ее выхаживали, а потом она умудрилась снова ногу сломать. Снова выхаживали. Дочка пишет письма, зовет к себе, но Нина Константиновна никуда не собирается ехать. Она уже привыкла к этому дому, и ей здесь хорошо.
Рассказывали о себе Лидия Лукьяновна Дропа, также одинокая, ждет по выходным племянников, которые изредка ее навещают, и благодарит их за то, что не забывают.
Есть одна бабуля и местная. Это Елена Онуфриевна Горденя. Похоронила мужа и сыновей и совсем одна осталась. Она иногда ходит в деревню, навещает опустевший дом. Никто ее там не встречает, никто ей не рад. Походит по родным “сцежачкам”, посидит на скамеечке у калитки да и вернется в дом-интернат.
Судьбы, судьбы. Можно рассказывать обо всех и много. 28 одиноких судеб собраны под одной крышей, давшей им приют и заботу. Они вовремя накормлены, у них чистые постели, за ними ухаживают добрые, милосердные люди (врач, медсестры, нянечки), в комнатах тепло и уютно. Но... где-то остались дома, в которых прошли молодые годы, остались дети, племянники, братья, сестры, у которых жизнь сложилась более благополучно. Где-то остались... Но как редко они напоминают о себе, как редко пишут, навещают.
А годы идут, и, кто знает, может быть, те “забывчивые” однажды тоже попробуют на вкус хлеб одиночества. Осень жизни не за горами. Помните об этом.
Ядвига КОБРИНЕЦ.
На снимке: бабушки Дома-интерната.
Фото Григория ШИРЯЕВА.
