Родился А. С. Полешко 12 августа 1963 года в деревне Кусенцы. Там прошло все детство. Учился в Порозовской средней школе, после закончил ДОСААФ в г. Гродно и отслужил 2 года в армии в Крыму. После армии работал водителем в совхозе «Горностаевичи» и в 1985 году по направлению райкома ВЛКСМ был направлен в военизированную пожарную команду в г. Гродно. Сейчас работает на МТК «Порозово» УСП «Совхоз «Порозовский».
Ровно 25 лет назад прогремел взрыв на Чернобыльской АЭС. Эта авария стала техногенной катастрофой ХХ века. Столетиями будут слышны отголоски этой трагедии во всех уголках Беларуси. Многих, кто принимал участие в ликвидации последствий трагедии на Чернобыльской АЭС, уже нет в живых. Святым долгом является сохранение памяти о погибших и поддержка ныне живущих в нашем районе ликвидаторов. Один из них — Александр Святославович Полешко. Мы попросили его вспомнить о тех трагических днях.
– Однажды в теплый весенний день мою команду построили и сообщили, что произошел взрыв на Чернобыльской АЭС и для ликвидации последствий требуются добровольцы. Услышанного не боялся, собственно, никто. В команде весело шутили и подтрунивали над теми, кто собирался ехать в зону. Страха не было, может быть, и потому, что мы не отдавали себе полностью отчет в том, куда едем и что может там произойти. Правда, не хотели туда ехать женатые и те, у кого были дети. Даже приближаясь к зоне бедствия, не пугались, ведь это не война – снаряды не взрывались, и не было слышно выстрелов. Но возникало тревожное чувство, и на душе становилось тяжело при виде пустующих домов. Казалось, еще вчера здесь кипела жизнь, люди хлопотали во дворах, весело шумела детвора, но за какую-то роковую секунду все опустело и замолчало. Замолчало надолго…
Ликвидация пожарными бригадами последствий катастрофы проходила в несколько смен. Наша бригада входила во вторую смену и прибыла в Чернобыльскую зону 14 июня. Нас поселили в поселке Стреличево Хойникского района в школе. Командира караула у нас не было, и мы из своей команды выбрали главного – для порядка. О возгораниях на территории нам сообщали центральные пункты, которые принимали сигналы с вертолетов, постоянно курсировавших над зоной бедствия. Вся территория, которую мы обслуживали, была поделена на квадраты, а карты местности у нас не было. Нам передали от руки нарисованную карту пожарные, у которых мы принимали территорию. Они нарисовали ее для себя. Карта была не очень точной, и однажды на выезде командир сказал: «Ребята, что-то мы не туда приехали — крыши домов не наши». И действительно, крыши были украинские. Мы решили проехать по деревне и посмотреть, как люди живут, а уже при выезде увидели пожарную охрану Харькова. Так получилось, что карта завела нас на украинскую территорию.
В зону мы выезжали еще до восхода солнца, о времени и о нормированном рабочем графике речи даже не было. Перед нами стояла конкретная задача – локализовать и полностью погасить очаги возгорания в зоне бедствия. Тушить дома было не очень сложно, также нами была проведена дезактивация с целью уменьшения накопленной радиации, но безрезультатно. А вот с торфяниками было намного труднее. Помимо того, что тем летом стояла сильная жара и за весь период нашего пребывания ни разу не было дождя, так еще под ногами горела загрязненная радиацией земля. Возгорания происходили внезапно: от лежащих бутылок, которые через стекло фокусировали лучи солнца. Бывало, погасим струей воды под давлением, перемешаем все в грязь, а через несколько дней на том же самом месте поднимается струйка дыма. Осложняли нашу работу и противорадиационные костюмы: работать в них было тяжело, поэтому их снимали. Период ликвидации составлял 15–17 дней, но мы пробыли в ожидании третьей смены целый месяц. Работа, конечно, была на износ, и после каждого тушения из сапог приходилось выливать пот. Нам в качестве противорадиационного препарата несколько раз был выдан порошок йода, а еще нас очень хорошо кормили.
Ближе к концу июня на загрязненную территорию стали пропускать людей, но не для поселения, а для того, чтобы они могли забрать из своих домов некоторые вещи. Конечно, каждый пытался забрать из покинутого гнездышка как можно больше, но на пунктах пропуска проводили замер радиации, накопленной в вещах, и если норма была превышена, то их отбирали и сбрасывали в огромные ямы для утилизации. Люди практически ничего оттуда и не вывезли, только документы и некоторые ценные вещи.
В зоне постоянно проводился замер радиационного фона. По словам дозиметристов, фон постоянно менялся, радиация была точечной. Ветер разносил атомные частицы на многие километры. Помню, в то лето после аварии было очень много вишен, стояла жаркая погода. После возвращения в Гродно мое самочувствие было нормальным, ничего не тревожило. Но пребывание в чернобыльской зоне не прошло бесследно. Осенью 1986 -го я начал терять волосы, сначала незаметно было, а через некоторое время облысел почти полностью. Знакомые девушки шутили, что это не волосы выпадают, а просто я умнею. А потом в 1987 году я в первый раз попал в инфекционную больницу, были проблемы с печенью. Позже и остальные органы стали давать о себе знать. Хотелось бы выразить слова благодарности всем врачам Свислочского района, которые помогали мне и поддерживали. Был я и в санатории для чернобыльцев в городе Железногорске. Теперь получаю пенсию как инвалид III группы, есть льгота по налогообложению, получаю медицинское обслуживание без очереди.
Хорошо, что народ помнит своих героев, чтит память о погибших на невидимом фронте, на невидимой войне, которая принесла столько боли и ужаса в сердца белорусов. Беларусь – священная земля, и, случись на ней какая-нибудь беда или даже катастрофа, я, не раздумывая, снова встал бы в ряды добровольцев.
Е. ТОТЧИК,
студентка филологического факультета ГрГУ им. Янки Купалы, специальность «Журналистика».
